Юмор – парадоксальное человеческое явление. Он смешит и развлекает, но одновременно обнажает нашу нравственность. Шутки и смех способны выявлять скрытые моральные принципы, высмеивать пороки и нарушать запреты, выступая своеобразным зеркалом общества. Недаром говорят, что по тому, над чем мы смеёмся, можно судить о наших ценностях. Но всегда ли добродетель «смеётся» вместе с нами? Или же нравственное совершенство требует серьёзности и сдержанности? Философы Запада и Востока на протяжении веков по-разному отвечали на эти вопросы. Одни видели в смехе опасное отклонение от добродетели, другие – мощный инструмент этического постижения. В этой статье мы исследуем юмор с точки зрения морали: как смех раскрывает истины о добре и зле, при каких условиях он становится проявлением добродетели, а когда – опасной насмешкой без сочувствия. Погрузимся в размышления мыслителей Запада (от Сократа и Аристотеля до Канта и Бергсона) и Востока (от Конфуция до дзэн-буддизма), а также учтём религиозные взгляды на допустимость смеха. Это исследование не даст готовых рецептов – напротив, его цель вдохновить на самостоятельные размышления о том, какую роль юмор играет в нашей нравственной жизни.
Содержимое
Юмор и нравы: смех как обличитель пороков
Юмор издавна служит социальным и нравственным барометром. То, что кажется смешным, часто указывает на то, что обществу кажется неправильным или нелепым. Сатирический смех разоблачает пороки и недостатки – от жадности и глупости до лицемерия и злоупотребления властью. В метком афоризме заключается глубокая истина: «Жаловаться на неприятность – значит удваивать зло; смеяться над ней – значит уничтожать его». Иными словами, смех способен обезвредить зло, лишить его силы, превратив в объект насмешки. Ещё античные комедиографы использовали это оружие: достаточно вспомнить Аристофана, чьи пьесы высмеивали социальные пороки афинян, заставляя зрителей задуматься о собственных нравственных ориентирах.
Одновременно юмор позволяет нарушать табу и говорить о запретном без прямой конфронтации. Шутка – это своеобразная «лазейка», через которую в общественное обсуждение проникают острые темы: политика, религия, вопросы справедливости. Смехом можно поставить под сомнение устои, не вызывая открытого сопротивления – ведь «это же всего лишь шутка». Таким образом, юмор становится инструментом этического размышления: подняв настроение, он незаметно поднимает и серьёзные вопросы. Например, психологи эволюции отмечают, что у человека смех выполняет групповые функции – сплачивает «своих» и высмеивает «чужих». Насмехаясь над общим врагом или нарушителем норм, сообщество через юмор укрепляет свои моральные ценности и ощущение единства. Однако в этом кроется и опасность: та же объединяющая насмешка легко превращается в инструмент исключения и агрессии против аутсайдеров. Чтобы понять, когда смех служит добру, а когда злу, обратимся к мудрости философов.
Западная философия: от подозрения Платона до улыбки Бергсона
В европейской философской традиции отношение к юмору долгое время было настороженным. Платон – один из первых мыслителей, рассуждавших о смехе, – воспринимал его как угрозу разуму и порядку. В диалоге «Государство» он требует, чтобы стражи идеального государства избегали неумеренного смеха, ведь «когда кто-либо отдаётся неудержимому смеху, его состояние провоцирует столь же сильную реакцию». Платон даже возмущался эпизодами «Илиады» и «Одиссеи», где боги громогласно смеются: по его мнению, представлять благородных мужей или тем более богов охваченными смехом недопустимо. Смех для Платона связан с потерей самоконтроля и эмоциями, одолевающими разум. Более того, в диалоге «Филеб» он анализирует комическое как особый род зла – порок нелепости (невежества относительно самого себя). Когда мы смеёмся над человеком, не сознающим своих недостатков, мы получаем злорадное удовольствие от его порока. Такой смех Платон считал по сути своей злобным и морально порочным. Не удивительно, что в его идеальном государстве комедию предполагается держать в строгих рамках: смешное – дело рабов и наёмных шутов, а свободным гражданам не пристало всерьёз увлекаться подобными забавами.
Аристотель – ученик Платона – смотрел на вопрос иначе, хотя тоже признавал двойственную природу юмора. В «Никомаховой этике» он отводит место добродетели остроумия (eutrapelia) – умению уместно шутить и веселиться. По Аристотелю, добродетельный человек умеет соблюдать меру в смешном. Слишком серьёзный, кто совсем не выносит шуток, – неотёсанный бука (vice of boorishness), а тот, кто напротив постоянно балагурит и никого не щадит ради смеха, – пошлый шут гороховый (vice of buffoonery). Идеал – человек с тонким чувством юмора, который ищет не только смеха ради, но и не причиняет своим остроумием боли окружающим. Аристотель подчёркивает, что шутка – это своего рода насмешка, и много шутить неприлично порядочному человеку, особенно над тем, что заслуживает уважения. Тем не менее сама по себе способность без злобы посмеяться и разрядить обстановку ценилась им высоко. Недаром Аристотель замечает, что отдых и весёлость необходимы человеку не меньше, чем серьёзные дела. Впоследствии христианский философ Фома Аквинский развил эту идею: он прямо утверждал, что и в развлечениях может быть добродетель, и даже грех – неумение пошутить. В «Сумме теологии» Аквинат согласился с Аристотелем: излишне хохмачить – порок, но и полное отсутствие чувства юмора противоречит разуму, ибо разумный человек понимает ценность умеренного отдыха для души. Таким образом, в отличие от платоновского подозрения, аристотелевская традиция реабилитирует смех как часть добродетельной жизни – разумеется, при условии такта и меры.
Однако даже у Аристотеля ощущается тень платоновского сомнения: он называл остроумие «образованной дерзостью», признавая в шутке элемент снисходительности. Действительно, другая влиятельная теория юмора на Западе – теория превосходства – утверждала, что смеющийся невольно ставит себя выше объекта смеха. Томас Гоббс, знаменитый философ XVII века, писал, что смех есть чувство внезапной славы, возникающей от осознания собственного превосходства над другими. Мы видим нелепость или слабость другого – и торжествуем: «Как я лучше, умнее, удачливее!». Такой смех явно не связан с добродетелью любви к ближнему; напротив, в нём таится гордыня. Недаром многие моралисты христианского средневековья не жаловали смех: он легко перерастает в осмеяние и унижение. Святой Иоанн Златоуст предостерегал, что хоть сам по себе смех не грех, он часто ведёт к греху. «Например, смеяться, говорить шутливо – вроде не преступление, но это рождает пустословие, а там и дурные речи, ссоры, обиды, и далее – даже до побоев и убийства» – писал Златоуст, призывая избегать даже неуместного смеха, чтобы не разбудить в душе худшее. Подобные воззрения надолго определили скепсис церкви к юмору: святые зачастую изображались серьёзными, а смех ассоциировался с бездумностью и распущенностью “мирских” людей.
И всё же в самой западной традиции скрыт другой пласт – признание очищающей и просветляющей силы смеха. Философы Нового времени обратили внимание, что смех возникает из столкновения несоответствия, и в этом видели намёк на глубинные истины о несовершенстве нашего познания. Иммануил Кант, например, предложил инконгруэнтную теорию юмора: по его словам, смешное рождается, когда наше напряжённое ожидание внезапно обращается в ничто. Приведя в пример удивление туземца, увидевшего пену из бутылки пива, Кант отметил: мы смеёмся не потому, что чувствуем себя умнее невежды, а из-за самой структуры неожиданности – разум напряжённо ждал серьезного исхода, а получил пустяк. Однако, характерно, Кант не находил в юморе высокой ценности: это всего лишь «игра ума», приятная телу встряска внутренних органов, но не источник морали или истины. Ему вторил и Артур Шопенгауэр, полагавший, что комическое возникает из разрыва между нашими абстрактными ожиданиями и реальностью. Получается, философы Просвещения видели в смехе скорее интеллектуальную забаву и физиологический феномен, чем проводника добродетели.
Лишь в конце XIX – начале XX века появляется новое осмысление юмора, связывающее его с социальной этикой. Анри Бергсон в знаменитом эссе «Смех» (1900) рассмотрел комическое как средство общества исправлять своих членов. Бергсон заметил, что смеяться мы можем только оставаясь хладнокровными: «у смеха нет более страшного врага, чем эмоция», поэтому чтобы рассмеяться над человеком, мы на миг должны «заглушить в себе чувство жалости». Он называл смех своего рода «моментальной анестезией сердца» – временным притуплением сочувствия. Казалось бы, это плохо с нравственной точки зрения. Но парадокс в том, что, по Бергсону, смех направлен на коррекцию нежелательных отклонений: мы смеёмся над чудаками, застрявшими в своей привычке, над чрезмерно чопорными или чересчур механичными людьми – словом, над теми, кто стал негибким. Такой смех общество «воспитательно» обрушивает на индивида, заставляя его исправиться и стать более живым, т.е. более нравственным и человечным. Выходит, смех у Бергсона – социальный жест, охраняющий общие ценности: смеясь над пороком или глупостью, коллектив как бы говорит нарушителю: «будь лучше, будь как все». Правда, оплачивается это исправление жестоко – отказом в сочувствии на время насмешки. Бергсон тем самым тонко показал двойственную моральную природу юмора: он служит добродетели (исправлению нравов), но для этого вынужден на мгновение отступить от добродетели сострадания.
Западные мыслители XX века продолжили реабилитацию юмора. Георг Гегель видел в высокой комедии примирение человека с миром: герой смеётся, возносясь над своими бедами, а зритель через смех постигает всеобщность духа. Сёрен Кьеркегор называл смех границей между конечным и бесконечным, предлагая через иронию приблизиться к божественной истине. Наконец, современные философы и этики прямо заговорили о “этике юмора”: например, исследователи анализируют, как шутка может нести добро или зло в обществе. Отмечается, что юмор – это форма игры, которая, однако, подчиняется моральным «правилам игры». Нарушение этих правил превращает юмор в оружие: не случайно в наши дни появились работы с говорящими названиями вроде «Опасные шутки: как расизм и сексизм превращают юмор в оружие». Иными словами, философия постепенно пришла к выводу: смеётся ли добродетель – зависит от того, каким смехом смеются. Здесь-то и сходятся западные взгляды с мудростью Востока.
Восточные перспективы: Конфуций, Будда и смех просветления
Не только Европа искала ответ на вопрос о нравственной роли юмора. Восточные философы и духовные учителя также размышляли, уместен ли смех на пути к добродетели. В конфуцианской культуре традиционно ценились сдержанность, уважительность и эмоциональная умеренность. Конфуций учил личным примером и наставлением, а не насмешкой. Его идеал благородного мужа (цзюнь-цзы) предполагает достоинство и самоконтроль – излишне громкий или неуместный смех рассматривался как легкомыслие и потеря лица. Действительно, конфуцианские моралисты предупреждали, что чрезмерный смех и шутливость свидетельствуют о пустоте и незрелости характера. Смех, не знающий меры, нарушает гармонию отношений – ведь он может обидеть старших, подорвать уважение или показать недостаток серьёзности в важных делах. Можно вспомнить, как в истории Китая порой подозрительно относились к актёрам-комедиантам или шутам при дворе – их острые языки, хотя и развлекали, но считались «неблагонадёжными». Тем не менее, восточная мудрость не чужда понимания целительной силы юмора. В народных китайских пословицах говорится: «Плачем горю не поможешь, а смехом беду победишь». Созвучен этому и приписываемый Конфуцию афоризм: «Жалуясь на беду, ты лишь добавляешь зла, а смеясь над ней – уничтожаешь зло». Получается, что смех, направленный на преодоление трудностей, рассматривается как благо. Он позволяет взглянуть сверху на проблему, лишить её власти над нами. Здесь нет злорадства над ближним – есть скорее ирония над самим злом, придающая человеку духовные силы. Таким образом, для конфуцианской мысли юмор приемлем, когда он не разрушает социальную гармонию, а помогает сохранять внутреннее равновесие и человечность.
Ещё интереснее отношение к смеху в традициях буддизма, особенно в дзэн (чань) школе. Буддизм в целом подчёркивает сострадание и осознанность, поэтому насмешка над чужим страданием явно противоречила бы его идеалу. Однако дзэн-буддисты издревле славятся своим своеобразным юмором просветления. Известны истории о дзэнских наставниках, которые отвечали ученикам абсурдно-шутливыми фразами или действиями, выбивая почву из-под ног логики и эго. Парадоксальные коаны нередко вызывают улыбку: «Каков звук хлопка одной ладони?» – спрашивает учитель, заставляя ученика выйти за рамки обыденного мышления. Когда у ученика случается просветление, иногда говорят, что он просто рассмеялся, увидев простоту истины. В дзэн есть понятие «великий смех» просветления – смех, которым святой смеётся над иллюзорностью мира и собственного эго. При этом такой смех не насмешлив, он добродушен. Будда в восточной традиции вообще часто изображается улыбчивым – вспомним популярный образ «Смеющегося Будды», чей широчайший смех символизирует абсолютное блаженство и милость. Буддийские притчи показывают нам просветлённых, смеющихся не над другими, а над собой или над самой игрой жизни, освобождаясь тем самым от привязанностей.
Примечательно, что в буддизме смех может идти рука об руку с состраданием. Одна академическая работа описывает «смех Будды» не как насмешку, а как выражение глубокого понимания страдания и великой доброжелательности. Иначе говоря, просветлённый смеётся не над грешником, а над самой иллюзией, которая причиняет людям страдание – смеётся, излучая любовь, а не презрение. Такой смех можно назвать воистину добродетельным: в нём нет ни капли злобы, только мудрая игра. Аналоги есть и в других восточных духовных традициях. В даосских текстах мы находим ироничные притчи Чжуан-цзы, высмеивающие узколобость моралистов и показывающие относительность наших суждений. Суфийские легенды об остроумном Ходже Насреддине через юмор передают важные уроки: герой выставляет себя дураком, чтобы окружающие увидели собственные заблуждения. Этот смех мудреца мягко направляет к истине, никого прямо не осуждая.
Таким образом, Восток учит, что смех способен быть путём к просветлению и добродетели, если он рождается из сострадания и понимания. Но Восток же предупреждает: смех – тонкое дело. Не случайно Конфуций призывал внимательно относиться к тому, уместен ли смех: «есть время плакать и время смеяться». Эту мысль разделяют и религии мира.
Смех и святость: что скажут религии?
Отношение к юмору в религиозных традициях неоднозначно. С одной стороны, смех – проявление радости, а радость часто рассматривается как дар Божий. С другой – в священных писаниях разных религий нередко звучат предостережения против легкомысленного веселья. В Библии, к примеру, сказано: «Смех глупца – как треск хвороста под котлом», и «Смех ваш да обратится в плач» (призыв к грешникам каяться). Эти строки навеяли христианским подвижникам мысль, что в земной жизни, полной греха, смеяться особенно не о чем. Средневековые монахи порой давали обеты отказа от смеха, считая, что Христос, претерпевший страдания, никогда не смеялся. Однако Библия упоминает смех и в положительном ключе: праведникам обещано, что «Бог наполнит уста их смехом», и Екклесиаста учит, что «всему под небом своё время: время плакать и время смеяться». Значит, проблема не в самом смехе, а в его уместности и причинах.
Христианство постепенно нашло место и для святого смеха. В эпоху Возрождения христианский мыслитель Эразм Роттердамский в «Похвале Глупости» показал, что иронией можно обличать зло, оставаясь верным христианским ценностям. В православной традиции известен феномен «юродивых» – святых «дурачков», которые притворным безумием и шутовством обличали гордыню мира. Их поведение часто вызывало смех у окружающих, но этот смех заставлял людей задуматься о своей греховности. Таким был, например, святой Василий Блаженный в Москве – его называли юродивым Христа ради: он мог ни с того ни с сего разразиться смехом посреди церкви или задать царю Ивану Грозному дерзкую шутку. Но за этой «шалостью» скрывался пророческий смысл. Христианская святость, таким образом, не отрицала смех как таковой, но ориентировала его в сторону смирения и любви. В новейшее время многие христианские лидеры подчёркивали, что чувство юмора – признак смирения. К примеру, писатель Гилберт Честертон утверждал: «Ангелы летают, потому что умеют относиться к себе легко». Смех над собой – лекарство от гордыни, а добрый смех между людьми – признак братской любви.
В исламе также существует баланс между серьёзностью и улыбкой. Пророк Мухаммад, по преданию, редко смеялся громко, но на лице его почти всегда играла мягкая улыбка. Он говорил сподвижникам: «Не смейся чрезмерно, ибо чрезмерный смех умерщвляет сердце». Это наставление (из сборника хадисов ат-Тирмизи) перекликается с христианскими предостережениями: слишком много смеха ведёт к ожесточению души, отвлекает от памятования о Боге. Вместе с тем Пророк называл улыбку милостыней – простым добрым делом, доступным каждому. В исламской этике ценится умение развеселить другого, поднять настроение – разумеется, без насмешки и грубости. Праведный мусульманин может шутить, если в шутке нет лжи и обиды. Суфийские учителя – прославились остроумными притчами. Уже упомянутый Ходжа Насреддин в мусульманском фольклоре – персонаж, чьи анекдоты несут глубокий духовный смысл, высмеивая человеческие слабости. Благодаря таким шуткам люди легче принимают нравственные уроки. Получается, что в исламе смех дозволен в меру: когда он очищает сердце, а не омрачает его.
Иудаизм – религия, подарившая миру имя Ицхак («Тот, который будет смеяться»), тоже признаёт духовное измерение смеха. Еврейские мудрецы отмечали, что у веселого сердца больше сил переносить трудности. В Талмуде есть забавные истории про раввинов, которые начинали урок с шутки, чтобы расположить учеников. Однако злоязычие и насмешничество (лашон ха-ра) строго осуждаются – смеяться над ближним грех. Господь, по преданию, тоже смеётся – но смеётся над гордецами, над теми, кто возомнил себя выше Бога. Такой божественный смех – суд и ирония над злом.
Таким образом, все великие религии ищут «золотую середину» для смеха. Они запрещают злобный хохот, глумление, насмешки над святынями и ближними – ведь такой смех разрушителен для души. Но они же освящают смех радости, благодарения, смирения. Святой, смеющийся от чистого сердца, – не порок, а знак искупленного, лёгкого духа. Религии учат, что смех уместен, когда идёт рука об руку с любовью и уважением, и опасен, когда проистекает из гордыни, зависти или презрения.
Когда добродетель смеётся, а когда – нет: этические границы юмора
Рассмотрев столько взглядов, мы можем подытожить: смех – нравственное зеркало, в котором отражается и добродетель, и порок человека. Юмор становится проявлением добродетели, когда он исходит из доброжелательности, мудрости и эмпатии. Например, ирония, использованная учителем, может мягко указать ученику на ошибку, не ранив его напрямую. Такая сократовская ирония – один из классических примеров: Сократ притворялся невежественным, задавал наивные вопросы, побуждая собеседника самому увидеть свои противоречия. В результате ученик сам смеялся над своей прежней самоуверенностью – это смех, ведущий к просветлению. Здесь юмор служит истине и нравственному совершенствованию. Ещё пример – моральная сатира: когда писатель или оратор высмеивает порок (жадность, жестокость, коррупцию), он фактически защищает добродетель, вскрывая зло в комическом свете. Хорошая сатира заставляет публику смеяться над злодеем или глупцом и одновременно осознавать: «мы не должны быть такими». В этом смысле смех – мощное оружие совести. Недаром монархи прошлого терпели при дворах шутов: шут, говоря правду в шутливой форме, помогал исправить поведение владык, не вызывая их гнева. Как отмечают историки, придворный шут мог безнаказанно говорить правду царю, скрывая её в остроумии – и мудрые государи ценили таких советников. Хотя шут рисковал, его юмор нередко направлял правителя к благим делам. Во всех этих случаях юмор поддерживает добродетель – через смех приходит осознание добра.
Ещё один аспект добродетельного юмора – смирение и сострадание. Когда человек умеет посмеяться над самим собой, своими слабостями, – это признак внутренней свободы от гордыни. Такой смех обезоруживает конфликт: если мы смеёмся над собой, другим труднее злиться на нас или завидовать. Смех может служить проявлением эмпатии, когда мы утешаем друга шуткой в беде или снимаем чьё-то напряжение добрым юмором. «Разделённая радость – двойная радость» – и порой именно шутка способна разделить тяжесть переживания, превратив слёзы в улыбки. Вспомним библейскую Сарру: отчаявшись родить, она рассмеялась в неверии, когда услышала пророчество о сыне, а потом действительно назвала ребёнка Исааком – «будет смеяться», потому что Бог ей подарил смех радости. Смех как облегчение страдания – тоже нравственный смех.
Однако у юмора есть и тёмная сторона, когда он смыкается с пороком. Насмешка без эмпатии, тот самый смех, от которого «умерло сердце», – вот граница, за которой добродетель больше не смеётся. Если шутка унижает достоинство человека, высмеивает не порок, а самого носителя
(особенно слабого, уязвимого) – такой юмор становится несправедливостью. Современное общество остро осознаёт проблему так называемого «токсичного юмора» – например, расистских, сексистских или иных злых шуток, которые оправдываются словами «да это же юмор». Как отмечают исследователи, подобные «опасные шутки» фактически превращаются в оружие дискриминации. Смех в этом случае служит ширмой для ненависти: высмеивая определённую группу, люди приучают себя и других не воспринимать её всерьёз, считать её порочной или глупой по определению. Это разрушительный смех, ведущий к несправедливости. Нравственно опасен и смех циничный, который глумится над самими идеями добра, веры, сострадания. Такой смех объявляет всё высокое – смешным, не признаёт ничего святого. В литературе есть образ «демона смеющегося», для которого зло – повод для хохота. Разумеется, добродетель не смеётся вместе с ним.
Где же провести черту? Философы сходятся в мысли, что критерий – в намерении и эффекте юмора. Добродетельный юмор — это юмор, исполненный любви или мудрости: он может быть острым, но не злонамеренным; направленным против зла, а не против слабого; исцеляющим, а не ранящим. Злой юмор – тот, что питается ненавистью, высокомерием, безразличием к чувствам других. Причём важно не только, над кем смеются, но и как смеются: бывает, что и над пороком можно смеяться по-разному – с целью исправить или с целью просто позлорадствовать. Первый смех оправдан, второй – едва ли.
В конечном счёте, юмор проверяет наши добродетели на прочность. Сумеем ли мы смеяться, не теряя уважения к ближнему? Умеем ли принять шутку в свой адрес без обиды – то есть не тщеславны ли? Готовы ли использовать смех, чтобы поддержать, а не разрушить? Ответы на эти вопросы каждый должен искать сам. Философия лишь подсказывает, что слепой запрет на смех так же вреден, как и его безудержность. Как говорил средневековый мудрец, «дьявол боится насмешливого смеха», ибо здоровое чувство юмора разоблачает ложь и вытесняет страх. Но в то же время дьявол смеётся первым, когда человек из смеха делает орудие греха.
Смеётся ли добродетель? Похоже, да – но её смех добр и чист, в нём свет мудрости, а не тьма злорадства. Добродетель смеётся над злом и над собой, но никогда – над чужой добродетелью или болью. Эта тонкая грань – еще одно из проявлений моральной мудрости, которую нам предстоит постигать всю жизнь. Ведь, как заметил однажды один философ, жизнь и так слишком серьёзная, чтобы ещё и воспринимать её серьёзно.
Источники и исследования:
- Сеть светских буддистов (SBN) – secularbuddhistnetwork.org – Laughing is a serious matter on the secular Buddhist path!
- The Stanford Encyclopedia of Philosophy – plato.stanford.edu – Philosophy of Humor
- John Bruno Hare – sacred-texts.com – Chapter 8. Ready wit, buffoonery, boorishness.
- Lapham’s Quarterly – www.laphamsquarterly.org – St. John Chrysostom
- (PDF) Temple of Earth – Henri Bergson – LAUGHTER: AN ESSAY ON THE MEANING OF THE COMIC
- ResearchGate GmbH – Exploring Manifestations of Humor in the Analects of Confucius
- Academia.edu – Zohaib Tahir – Laughter and Zen Buddhism: Superiority or Inferiority
- orthochristian.com – Priest Alexei Taakh – Is Laughing a Sin?
- lifewithallah.com – 4: Soften Your Heart
- Aeon Media Group Ltd – aeon.co – Meet the jesters who’ve spoken truth to power around the globe and across centuries
